Хлороформ для караоке

Например - навскидку - на канале «Россия 1» увидела утром в воскресенье человека, которого зовут Михаил Бублик, поющего вместе с Еленой Ваенгой песню «Что мы наделали». Я не знаю, что они наделали в соломе и пыли, как повествует их незамысловатый шансон, но явление Бублика в кроссовках и жилетке на сцене противоречило моему наивному представлению о том, что надо лицезреть в первые часы дня в Пасху.

Разухабистый этот припев людей, которые «что-то наделали», не отпускает. Больно он по интонации звучит интересно: вроде бы и наделали, но восхищаются. Горечи нет. Осознания. Сейчас еще пойдут, повторят. «Наделают». И в пляс. Восторженно притопывая белыми кроссовками по сцене.

Там и Царство Божие поминается, и распятие. «Кто в Царство Божие, кто распят» - значимая фраза. Видимо, автор подразумевает, что тот, кто распят, в Царство Божие не попадает. И вином Ваенгу спаивают по ходу песни, и плаха в тексте присутствует. И все это в целом - какой-то хлороформ для караоке. То бишь под умцу-дрицу-трицацу можно все. Даже Христа в Царство Божие не пускать. Ибо умца-дрица не подразумевает оскорбления чувств верующих. Она призывает петь хором, переходя на «ой, лари-лари-ла, дари-да».

И уверена я, что целевая аудитория данной песни активно пекла куличи, красила яйца, ходила в церковь, а потом подпевала. Потому что мотивчик такой, для разговления подходящий. И знаю, что телевизионная премьера дуэта Бублика с Ваенгой состоялась уже давно - в январе. Тогда истинные православные тоже постились - в ожидании Рождества по старому стилю.

Я к чему, собственно? Просто прошу задуматься. Что нас оскорбляет? Что заставляет плясать и подпевать? Насколько мы ценим слово - каждое слово? Недавно по СТС показывали фильм с Эдди Мерфи, персонаж которого начал умирать из-за болтливости. Болтливость приносила ему доход: он был литературным агентом, звездой впаривания рукописей. Но все же, когда он увидел лимит - тысяча слов, и не более, иначе смерть, - он стал экономить слова. Я пожелала бы это каждому исполнителю, который слегка расстегивает рубашку на груди, чтобы обнажить крест, а потом поет нечто совершенно богопротивное. Не надо разбрасываться словами «плаха», «Царство Божие», «распятие» только для того, чтобы рассказать про кувыркания в соломе и пыли. И потом истратить свой лимит слов на «лари-лари-да».